А хотелось наоборот — чтобы все посвящали мне — и время, и заботу и даже подарки, которые почему-то всегда у нас с сестрой были одинаковыми. Вера была другой. Она еще с детства любила меня и никогда не ревновала к родителям. Ее искренне удивляло мое поведение, мои истерики и слезы из-за того, что у меня есть она. Еще с детства Вера была олицетворением доброты и приветливости, что еще больше разжигало мою неприязнь к ней. Конечно, в глубине души я любила свою сестру. Но любила и ненавидела одновременно. И каким бы ужасным ни казалось это слово и чувство — это было правдой. 

Любовь и ненависть сплелись в моей маленькой детской сущности и существовали нераздельно друг от друга. Я ненавидела Веру за то, что она носит такие же платьица, как у меня, что мама заплетает ей такие же как у меня хвостики и косички и дарят нам одинаковые серебряные украшения. Я ненавидела Веру за то, что она не давала мне быть особенной и единственной. Еще с рождения мне выпала участь иметь в жизни своего двойника. Вера была не просто моим отражением в зеркале, она была моей тенью, моей копией, моей постоянной спутницей. И еще я ненавидела Веру за то, что все же любила ее. 

И если бы, не дай Бог, кто-то из чужих оскорбил мою сестру, я бы билась за нее до последней капельки крови. Какими бы противоречивыми ни были мои рассуждения, но фактом оставалось одно — я ненавидела Веру за то, что не могла не любить. И упрекала себя за эту любовь и свою несчастную злополучную детскую судьбу… Годы текли быстро, и как-то незаметно я смирилась с мыслью, что имею сестру-близнеца. Мы пошли в первый класс, где нас постоянно путали. Я начала это использовать в свою пользу — часто обманывала одноклассников, не сразу научились распознавать, кто из нас Вера, а кто Люба. 

И Вера всегда мне подыгрывала и, наконец, все проходило весело. Мама одевала нас в одинаковые вещи, делала одинаковые прически и все остальное у нас было одинаковым. Поэтому когда учительница вызвала к доске Веру, я с легкостью могла пойти отвечать вместо нее или, наоборот, когда я не выучила стихотворение, Вера могла продекламировать его вместо меня. Но ничто не вечно и уже во втором полугодии и учителя, и одноклассники раскрыли нашу не совсем честную тайну. Я стала сама собой и после этих случаев больше никогда не примеряла на себя роль Веры. Однако даже в этой детской нечестности и лжи были положительные моменты. Наконец, я сблизилась с сестрой и начала воспринимать ее, как нечто само собой разумеющееся в своей жизни, как неотъемлемую частичку себя. И что дальше всплывали года, тем больше я привязывалась к Вере. 

От прежней ненависти, которая на самом деле была обычной детской ревностью, не осталось и следа. Уже в старших классах я понимала, как прекрасно иметь сестру. С ней можно делиться тайнами и жаловаться на несправедливость родителей, с ней можно ходить на прогулки и вовсе не надо искать себе других подруг, ведь все равно она будет ближайшей, ей можно рассказать о своих свиданиях с парнями и не стесняться подробностей… В отношениях с Верой не возникало никаких проблем. Повзрослев, мы никогда не ссорились и не спорили, нам никогда не нравились те же ребята и мы всегда находили компромисс в критических ситуациях. 

Хотя критических ситуаций практически не возникало. Мы менялись с годами и у каждой из нас формировался свой особый характер. Даже проблем на уровне быта никогда не было — мы не дрались за одежду, потому что имели разные предпочтения и вкусы, и уже с седьмого класса одевались по — разному, дома у каждого был свой уголок и место для вещей, мы поочередно убирали и всегда помогали друг одной. Видимо, примера идеальнее отношений, которые были у нас с Верой, я не знаю до сих пор… 

Хотя и в нашей жизни был один момент — переломный или, то бишь, момент — урок, который научил нас многому, и позволил сделать определенные жизненные выводы… Когда нам исполнилось 14 лет, наши родители уехали за границу на заработки. Ведь годы всплывали и надо было позаботиться о нашем с Верой успешном будущем, в частности, о репетиторство и поступление в высшее учебное заведение. Следить за нами осталась бабушка Настя, папина мама. Вот так мы и зажили втроем — дружно и мирно. Ежемесячно родители высылали деньги и мы с Верой практически ни в чем себе не отказывали, ничего не требовали. 

Разве что материнской ласки и крепкого папиного плеча… Но 14 лет — это как раз тот возраст, когда начинаешь взрослеть и воспринимать жизнь со всеми его позитивом и негативом. К сожалению, нас с Верой не обошла злая судьба детей родителей-работников. Очень скоро мы сумели испортиться и из идеальных девочек превратились в упрямых и непослушных. Перестали экономить и тратили все, что родители присылали нам на обучение. А еще поняли, что нас не контролируют и можно делать все, что заблагорассудится, не боясь при этом скандалов и нареканий. В водоворот интересного юношеского жизнь сначала с головой бросилась я. 

А тогда уже и Вера. Бабушка Настя верила нам и мы пользовались ее доверием. Часто обманывали, начали прогуливать уроки и связались не из весьма приличной компанией. Уже в девятом классе попробовали горького вкуса водки и начали курить. Не было людей, которые могли бы в то время сказать нам, что такой образ жизни позорный, и ничего, кроме зла, он нам не принесет… Обучение нас не интересовало. Все свободное время можно было посвящать гораздо интереснее вещам — ребятам и приключениям, празднованием и дискотекам. Однажды в выходные мы с сестрой пошли на день рождения к знакомой Ирины. Компания молодежи, собравшейся на празднование, была нам не очень близка, но мы привыкли употребляться и дружить с людьми, поэтому чувствовали, как в своей тарелке. К имениннице пришло больше ребят, чем девушек, что, конечно, не могло не радовать. Это означало, что вечер будет богатым на приключения, ухаживания и юношеские интриги. 

Так и произошло. Уже ближе к полуночи я сидела в другой комнате с Сергеем, своим новым знакомым, и разговаривала о любви. Когда Вера пришла звать меня, чтобы идти домой, я безопасно сказала, что сегодня останусь ночевать у Ирины и приду завтра. Сестра попыталась уговорить меня, мол, наделай глупостей, а потом жалеть, но я не послушалась. В тот же вечер я впервые не вернулась и не ночевала дома. Той же ночью я впервые попробовала неразрешенный нектар любви. Наутро в постели проснулась одна. В опустевшей квартире было тихо, только Ирина возилась на кухне. Убирала и мыла посуду. Я вышла к ней заплаканная, стыдливо, не поднимая глаз, попросила чаю. Знакомая не отказала, угостила завтраком, а потом попросила уйти, ведь в обед должны были вернуться ее родители. Не хотела, чтобы они увидели в квартире меня. Я пошла. Но возвращаться домой не хотелось. Гуляла по городу и вспоминала вчерашний вечер, пьяные лица и сестру, которая умоляла идти домой. 

А еще пыталась вспомнить Сергея, парня, который воспользовался моим состоянием и сделал женщиной. Плакать уже не было сил, хотелось исчезнуть и никогда не возвращаться. Вера встретила меня доброжелательно, все выслушала, посочувствовала, а потом сказала, что это она виновата в том, что произошло. Ведь не осталась со мной… А, наоборот, оставила меня… С каждым днем она сетовала на себя все больше, а через три месяца, когда я узнала, что беременна, вообще начала корить себя… Мы попытались разыскать Сергея, после дня рождения Ирины не появлялся в моей жизни. Вместе с Верой рассказали о том, что он станет отцом. 

Парень отреагировал на это известие с иронией и безразлично, мол, отцом он не будет и вообще меня не знает и знать не хочет… Тогда я упала в крайности и, не посоветовавшись с сестрой, решила сделать аборт. Рожать боялась, боялась осуждения людей, знакомых, одноклассников и учителей. А особенно родителей. Ведь я была школьницей — одиннадцатиклассницей и в роли матери отнюдь себя не представляла. Врач от принятого решения долго меня не отговаривал, его интересовало только одно — в состоянии ли я оплатить операцию. Убедившись в моей платежеспособности, выписал какую-то записку и сказал прийти на следующий день в обед. Мол, уже завтра я буду свободной и от своего страха, и от нерожденного ребенка. 

А утром следующего дня Вера подняла скандал. Она нашла справку, которую выдал врач, и догадалась, что я запланировала сделать аборт. Конечно, в тот день она не выпустила меня из квартиры. Я плакала и просилась, а она спокойно и взвешенно объясняла мне, что убить ребенка — величайший грех. Убеждала, что все будет хорошо, что она будет помогать мне и родители поймут и простят, как только на свет появится их внук или внучка. Беременность проходила тяжело. Я запустила обучения в школе, чувствовала себя плохо, постоянно плакала… Узнав о том, что я беременна, домой вернулась мама. И все девять месяцев я страдала. 

Жизнь кардинально изменилась. Я потеряла не только молодость, но и саму себя. А Вера всегда была рядом. Ежедневно… Продолжала обучение в школе, а когда приходила с уроков, все свое время посвящала мне. И даже во время родов присутствовали не отец ребенка, не моя мама или папа, а сестра… Она полностью разделила со мной все муки… А тогда, когда родилась моя дочь, все радости и счастья… Мы с Верой разделила. Она любит покой и фильмы о любви, а я смотрю триллеры и слушаю рок. Вера предпочитает скромную одежду, мне нравится яркий стиль. Сестра молчаливая, а я — говорю и непоседливая. 

Мы разные, но настолько же и одинаковые. Похожие внешне… Мы сестры -близняшки и, несмотря на наш разный внутренний мир есть одно сердце на двоих… Если бы в моей жизни не было сестры, я бы не имела прекрасной дочери Веры, которую и назвала в ее честь… И никогда бы не опомнилась и не начала жить заново — настоящей жизнью… Моя маленькая Верочка растет без отца, однако, Вера говорит, что все обязательно наладится. И пока у моей малышки — лучшая тетя на земле… Где-то глубоко в душе я даже понимаю, что Вера любит мою дочь больше, чем я. Но на этот раз я не ревную…